Семен Шнайдерман: «Где не успевали строители - работали заводчане»

В период строительства литейного завода не только заливался фундамент, возводились стены и прорабатывались технологические потоки, но и формировалась команда. Трудоустраивались люди, которым предстояло определять вектор развития завода следующие несколько десятилетий. Один из них – Семен Моисеевич Шнайдерман.

НАЧАЛО СТРОЙКИ: "В ТО ВРЕМЯ ЗАРПЛАТА НЕ БЫЛА ОПРЕДЕЛЯЮЩИМ КРИТЕРИЕМ"

«КАМАЗ» для Семена Шнайдермана начался в… молельном зале заброшенной церкви в Ждановском парке на Таганке. Там одно время располагалась московская дирекция автогиганта. Началу работы предшествовал разговор с первым директором Львом Васильевым. Энтузиазм «генерала» был таким заразительным, что у Шнайдермана не осталось сомнений – следующее его место работы будет на «КАМАЗе», в производстве чугунного литья.

Шел февраль 1971 года, подготовка техзаданий на проектирование в разгаре. Шнайдерман включается в работу над корпусом ковкого и серого чугуна (КСКЧ). Потом он будет вспоминать, что таких литейных корпусов с раздельными прямыми технологическими потоками от плавки до отгрузки литья, с выводом вспомогательных операций на первый этаж здания еще не было. Контактировать приходилось с десятками институтов, «Металлургимпортом», зарубежными фирмами по выбору оборудования. Работа кипела.

Следующий шаг – переезд в Набережные Челны в декабре 1973-го. Теперь основная задача – строительство и монтаж оборудования. «Это было время, когда между заводчанами и «Металлургстроем» (подрядчик строительства литейного завода - прим. ред.) не существовало четкой грани. Там, где не успевали строители - не считаясь со временем, работали заводчане. Мы вместе шли к единой цели», – расскажет потом Шнайдерман.

Руководство и специалисты занимали два вагончика около корпуса. Здесь же хранились проекты и остальная документация. Тесно, холодно, в отдалении от производства – время, такое драгоценное, приходилось тратить на походы туда-обратно. Шнайдерман предложил своими силами построить административные помещения прямо в корпусе. Руководство «Металлургстроя» и СМУ-24 пообещало обеспечить материалами. В бригаду добровольцев вошли 24 заводчанина. И через два месяца персонал заехал в новые помещения. Разместили архив, сделали большой кабинет начальника корпуса - в нем  проходили все совещания, встречи с гендиректором «КАМАЗа» и приезжающими на завод министрами. Этот период запомнился Шнайдерману небывалым энтузиазмом людей, работавших на большой стройке.

«В то время зарплата не была определяющим критерием. Большинство специалистов, которые ехали на «КАМАЗ» со старых заводов, на прежних местах получали гораздо больше, но это никого не смущало. Работали столько, сколько было надо. Если шел бетон - вместе разгружали его до утра. Никого не уговаривали и доплату не предлагали. Решение в большинстве случаев принимал старший, и это не обсуждалось», – вспоминал ветеран завода. Впрочем, деньгами людей не обижали. Руководство внимательно следило за освоением выделенных для строительства завода средств.

"ЭТО БЫЛ ТРИУМФ РАБОЧИХ"

С осени 1974 года на завод стало поступать оборудование. В 1975-м, к годовщине Октябрьской революции, коллектив «Металлургстроя» рапортовал о досрочном выполнении задания IX пятилетки. Все основные корпуса литейного завода были построены, планы сдачи площадей под монтаж оборудования – 271,9 тыс. кв. км за год – перевыполнены. Набрал обороты монтаж оборудования. Большая работа велась в КСКЧ, и Семен Моисеевич находился на передовой.

1976 год – время первых плавок на ЛЗ. В КСКЧ к апробации оборудования и первой плавке начали готовиться с начала года, а само событие приурочили к дню рождения Ленина 22 апреля. Шнайдерман к тому времени уже был замначальника корпуса.

«Мы понимали, что сотни людей, приближавших этот день, захотят быть рядом, и выгородили высокими сетками технологическую цепочку с жидким металлом. 22 апреля 1976-го никто не ушел из корпуса. Плавку сделали глубокой ночью. Люди залезли на фермы, площадки обслуживания кранов. К моменту выпуска плавки приехал Васильев. Хотя плавка не совсем удалась, все же это был триумф рабочих, увидевших то, к чему они так долго стремились. Мне посчастливилось работать с людьми, беззаветно преданными делу. Это не только прекрасные специалисты, организаторы производства, но и надежные товарищи, всегда готовые подставить плечо», – вспоминал Семен Моисеевич.

Параллельно монтажу началось освоение введенных производственных мощностей. Мировая практика не знала таких темпов освоения литейного производства. Уже через три месяца после первой плавки выпускается вся номенклатура чугунных отливок на автомобиль, включая блок цилиндров и другие сложные отливки.

К середине 1978-го корпус чугунного литья выходит по показателям на первое место среди литейных цехов минавтопрома. В 1986 году с группой специалистов завода Шнайдерман разработал совершенно новую технологию и комплекс автоматического оборудования для производства магниевых лигатур. Это дало возможность литейному быстро стать лидером производства высокопрочного литья.

Последним делом Шнайдермана стал проект получения отливок из высокопрочного чугуна по новейшей технологии ковшевого модифицирования. Внедрение этого процесса в ПЧЛ позволило получать до 140 млн рублей экономии в год, а главное - добиться стабильно высокого качества литья.

Путь Семена Моисеевича оборвался в 2010 году. До последнего дня он оставался работником литейного завода, направлявшим все свои силы и надежды на развитие предприятия.

Текст: Эльвира Насибуллина.