В Музее КАМАЗа хранится книга Кузнецова Бориса Леонидовича «Рождение флагмана» - впечатления участника становления Литейного завода КАМАЗа. Эта книга издана в Набережных Челнах в 2001 году очень малым тиражом. Всего 100 экземпляров. Ее мало кто читал. Фрагменты из редкой книги приводятся в блоге директора музея Александра Чухонцева.
«…Весной 74-го года в Москву на переговоры приехал мистер Пейдж. Это был низкорослый, мрачный бородатый человек. Он представлял датскую фирму «Диза», поставляющую на КамАЗ линии формовки «Дизаматик». Пейдж говорил на таком беглом английском, что переводчик Люда Бабаева справлялась с трудом, я же первое время не понимал его вообще. Переговоры с Пейджем были трудные и в техническом, и в экономическом, и организационном планах.
Фирму «Диза» отличает высокая культура производства, но не будучи специализированной литейной фирмой, она не имела мощностей по изготовлению оснастки, поэтому, являясь в то время монопольным производителем оборудования безопочной формовки и наиболее авторитетным в мире разработчиком технологии, она тем не менее не бралась за изготовление оснастки для формовки и обрезки отливок с линий формовки. Комплексного решения, проблемы изготовления мелких чугунных и стальных отливок, таким образом, не получалось, и это вносило в переговоры элемент раздражения и горячности. Дискуссия была трудной. Пейдж держался чопорно, холодно и невозмутимо выпускал на своём сверх беглом английском очереди сложных технических терминов…
Устав от своей работы и вытирая пот с лица, переводчик извинялась и просила «мистера Пейджа поговорить с мистером Кузнецовым» на какую-нибудь отвлечённую тему, и куда-то уходила минут на 20. Вначале чопорный малютка Пейдж молча сидел и смотрел холодно на меня. Потом однажды попробовал со мной заговорить по-английски. Я не мог его понять совершенно. И только повторял: «repeat, please, once more». От скуки и неловкости ситуации Пейдж стал говорить медленнее. Я начал улавливать главную мысль. Постепенно мы разговорились, чем доставили переводчице большое удовольствие. Однажды я спросил его, что ему нравится, имея в виду «хобби». Он сказал, что любит одиночное женское катание на льду.
«Кто особенно из фигуристов вам нравится?», - спросил я.
«Беатрис Шуба», - ответил он.
...Когда он приехал через несколько месяцев, мы встретились с ним уже как старые знакомые. Нам нужно было ехать в «Металлургимпорт», чтобы подписать там протокол. Мы оказались в автобусе вдвоём. Помолчали. Пейдж улыбнулся, как бы приглашая к разговору.
- And how about you lover? – сказал я, желая спросить «Как ваша поклонница?», - имея в виду Беатрис Шубу.
- Who?
- Beatres… - сказал я и замолчал, не то, забыв фамилию, не то, посчитав, что и так ясно. – Do you lover as usual? (Вы её поклонник как прежде?)
И вдруг Пейдж широко открыл глаза, рот у него раскрылся от изумления. Я чувствовал нескрываемый испуг на его лице. Он отвернулся и замолчал. Я не понял, что произошло. Изредка он бросал на меня напуганный взгляд и тут же отворачивался. Я больше не решался с ним заговаривать, боясь сморозить что-нибудь. Так молча мы ехали по Москве. Прошло уже около часа. Вдруг, пододвинувшись ко мне, он спросил:
- А вы откуда знаете?
- Что «откуда знаете»?
- Что я живу там с Беатрис?
- Какой Беатрис? О чём Вы, мистер Пейдж?
- Так я же из Лондона в Копенгаген действительно уехал с Беатрис…
И тут я понял драму и юмор ситуации.
- Пейдж, я же имел в виду Беатрис Шубу…
И тут холодный чопорный Пейдж разразился таким хохотом, что когда мы выходили из автобуса, встречающий нас Пермяков и его переводчица Марина также начали смеяться.
А Пейдж, наклонившись ко мне, сказал:
- Я подумал, если уж Кузнецов знает, что я из Лондона в Копенгаген уехал с Беатрис, то, что у них обо мне знает КГБ?"
